Сергей Нератов ступает на константинопольскую набережную так, будто земля под ним всё ещё качается. Крым остался позади вместе с остатками армии, дымом от уходящих кораблей и лицами людей, которых он не успел спасти. Он идёт по узким улицам среди беженцев, слышит кашель раненых, плач детей, короткие команды офицеров, которые пытаются сохранить хотя бы тень дисциплины. В груди пусто. Армия исчезла, дом сгорел, родных нет. Он держится за форму, как за последнее доказательство того, что жизнь когда-то имела порядок. Константинополь встречает русских настороженно, но не враждебно, и Нератов чувствует, что теперь всё придётся начинать с нуля.
Его тянут в комитеты, просят говорить с людьми, принимать решения, разбирать бесконечные списки, договариваться о жилье и пайках. Он делает шаги сначала механически, а потом увереннее. К нему тянутся бывшие офицеры, врачи, учителя, женщины, которые потеряли семьи, и те, кто не знает, куда идти дальше. Он слушает их урывками, отвечает коротко, но взгляд его становится жёстче. Русская эмиграция собирается вокруг него почти незаметно. Нератов понимает, что обязан удержать их от распада, дать хоть какое-то направление тем, кто выброшен из прошлого. Он больше не тот человек, что был до войны, но именно это заставляет его стоять прямо, даже когда силы едва держат.
